Было это в начале 90-х годов прошлого века. Страшно сказать: больше двадцати лет назад, а такое впечатление, будто вчера... Мы только что поступили на факультет психологии, с увлечением бегали на лекции и семинары и просиживали штаны в библиотеках.
Это сегодня в каждом магазине горы психологической литературы, а тогда каждая книжка была на вес золота. К тому же Интернета ещё и в помине не было. Поэтому любая информация, так или иначе касающаяся психологии, тут же находила горячий отклик в наших сердцах.
Однажды мы узнали, что наши соседи в общежитии по ночам вызывают духов. Это было как гром среди ясного неба. Мы, вчерашние комсомольцы, воспитанные в духе марксистско-ленинской идеологии, слова «спиритизм» никогда не слышали. А уж о том, что увлечение подобными экспериментами может плохо кончиться, даже не догадывались. Интерес же в обществе ко всему сверхъестественному в те годы был огромным.
По телевизору начали показывать сеансы Кашпировского, и вся страна замирала перед экранами. Мы тоже бегали в «телевизионную комнату» в общежитии и заряжали воду в трёхлитровых банках под сеансы Аллана Чумака.
Ночные бдения
Не буду описывать приёмы, с помощью которых мы установили связь с духами, — это не так важно. Новые знакомые, ведущие с нами ночные разговоры, каждый раз представлялись по-разному. То Петром I, то Емельяном Пугачёвым, то Пушкиным.
Поначалу мы всё принимали за чистую монету и свято верили, что имели честь беседовать с той или иной исторической личностью. Какими же мы были наивными! Да и как не поверить, если таинственные существа знали о нас всё до мельчайших деталей. И не только о нас, но и о наших родственниках и близких друзьях.
Например, про деда одного из приятелей рассказали, что в 1930-е годы того репрессировали с формулировкой «враг народа», потом он отмотал в лагерях весь срок и освободился после смерти Сталина. Вернулся в Москву и поступил на работу в архив, где проработал до конца своих дней, а умер — дай бог каждому! — в 87 лет.
При этом дедуля был настоящим живчиком — в 70 лет волочился за дамами лучше любого молодого. Когда наш товарищ услышал об этом, то вспыхнул как маков цвет. Бабушка даже после смерти благоверного не могла простить ему измен и порой выговаривала внуку: «Вот дед твой кобелём был, обижал меня всю жизнь! Все вы мужики одним миром мазаны».
Но «дела давно минувших дней» нас не так волновали, куда интереснее было вывести на чистую воду сокурсников. Мы, например, в первую очередь принялись выяснять, кто нравится Мишке С. (по нему сохли все девочки факультета), и с изумлением узнали, что у него роман с преподавательницей — женщиной почти вдвое старше его. Кстати, позднее Мишка женился на этой даме и благодаря её стараниям сделал на факультете хорошую карьеру.
Переворот
Но случались открытия ещё более удивительные. Как-то дух, сейчас и не вспомню чей, сообщил, что скоро по Москве пойдут танки, в городе будут стрелять, погибнет много людей. Мы не поверили. Какие танки, какая стрельба?! Стоял май, цвели деревья и кусты, по ночам в парках пели соловьи, и мы, несмотря на приближение сессии, были поголовно влюблены.
Прошло лето, и в конце августа 1991 года случился государственный переворот — ГКЧП. По улицам действительно пошли танки, а потом начали расстреливать Белый дом. Мы были в шоке и даже бегали на Горбатый мост, чтобы самим убедиться, что всё это правда.
Если до этого мы относились к общению с потусторонними сущностями несерьёзно, то во время путча поняли, что имеем дело с какой-то неподвластной нам силой.
Нас трясло от страха. Так вот с кем мы всё это время имели дело.
С бесами, которые чуть нас не погубили...
Навязчивое состояние
Спустя некоторое время мы, пять молодых и здоровых девушек и юношей, поняли, что с нами происходят какие-то неприятные перемены. Мы стали более молчаливыми, замкнутыми, необщительными. Исчезла юношеская беззаботность и, как сказали бы сейчас, безбашенность.
Нас не привлекали шумные и весёлые сборища наших товарищей. Мы избегали походов в кино, на концерты, даже в студенческую столовку старались ходить в гордом одиночестве. Мы перестали понимать шутки, и когда на семинарах вся группа падала под столы от удачной шутки преподавателя или студента, мы сидели с каменными лицами, искренне недоумевая, почему все смеются.
А потом нам стало ясно, что мы, будущие психологи, стали заложниками депрессии. Казалось, мы знали об этой болезни всё от и до, но ничего не могли с собой поделать. С нами творилось что-то странное, в чём мы сами не отдавали себе отчёта.
Просьба
По ночам мы, словно сомнамбулы, вставали с кроватей, чтобы снова и снова вызывать духов. Как заправские алкоголики, мы не могли устоять перед искушением, хотя в глубине души каждый понимал, что с этим пора завязывать.
И вот как-то зимней ночью мы опять уселись за стол и взялись за старое. На связь вышел, как сейчас помню, дух Лермонтова. Мы приготовились задать ему свои вопросы, но Михаил Юрьевич вдруг закричал:
— Помогите! Я погибаю!
Мы страшно переполошились. Такого ещё не было.
— Что с вами? Что случилось? Чем мы можем вам помочь?
— Я невыносимо страдаю. Ах, если бы вы знали, как мне тяжело... Но если вы готовы мне помочь... Я буду рад, я буду так признателен вам.
— Так скажите, наконец, что мы должны сделать? — нам не терпелось узнать, как мы можем облегчить участь бедного поэта.
— Помочь мне непросто. Но если вы согласны сжалиться над несчастным страдальцем... Ох, я не могу...
— Да что такое? — закричали мы. — Мы рады помочь вам. Говорите же!
— Если так, тогда я, пожалуй, скажу. Вы можете помочь мне, если выпрыгнете из окна.
В комнате повисла тяжёлая тишина. Мы глядели друг на друга во все глаза, и каждый пытался понять, не послышалось ли ему это. Но нет, дух хотел, чтобы мы совершили самоубийство.
Когда до нас дошёл смысл просьбы, мы бросили всё и выскочили в коридор. Нас трясло от страха. Так вот с кем мы всё это время имели дело. С бесами, которые чуть нас не погубили!
С той ночи мы твёрдо решили –— никаких духов. Больше мы в эти игры не играли.
|
